Русский марксизм рубежа XIX-XX веков формировался не только как направление общественной мысли или попытка теоретического обоснования леворадикального политического движения, но и как методология социальных наук и теория исторического процесса. В этом качестве традиция дореволю­ционного отечественного марксизма была богата оттенками и внутренними течениями; лишь немногие из наметившихся тогда тенденций были востребованы и развиты в советский период.

В развитии русского марксизма как теоретического и мето­дологического направления отечественной мысли конца XIX-начала XX века можно, с нашей точки зрения, выделить три основных этапа.

Первый этап приходится на ШО-е-1900-е годы. В это вре­мя состоялось оформление классической парадигмы русского марксизма, которая в теоретическом отношении была связана прежде всего с именем Г.В.Плеханова. Для этой парадигмы ха­рактерно представление об истории человеческого общества как о строго закономерном процессе. История представала как объективно-необходимый, детерминированный процесс, не оставляющий места ни для случайности, ни для произвола от­дельно взятой личности или даже «толпы». Русские марксисты часто прибегали к метафорическому описанию общества как колоссального механизма, хода истории — как движения не­бесных тел, траекторию которого можно точно вычислить за­ранее. Ключевой момент истории, - переход «из царства необ­ходимости в царство свободы», то есть пролетарскую револю­цию, - они трактовали как триумф разума и дисциплины над стихией, как подчинение рациональному плану всех сторон общественной жизни и человеческого поведения. Эта модель восприятия истории была общей для большевиков и меньше­виков; тех и других разъединяло лишь представление о сроках и методах осуществления грядущей революции, степень поли­тического радикализма.

Характерной особенностью классической парадигмы русского марксизма была и трактовка взаимоотношений «базиса» и «над­стройки» как довольно жесткой односторонней зависимости. Даже в специальных исследованиях, посвященных психологической стороне исторического процесса (яркий пример тому -разработанная НА. Рожковым типология человеческих харак­теров, а также труды Г.В.Плеханова по истории общественной мысли), сторонники этой парадигмы подчеркивали, что эво­люция человеческой психологии и культуры определяется из­менениями в социально-экономической жизни общества и в силу этого носит вторичный, отраженный характер.

При рассмотрении конкретных исторических проблем рус­ские марксисты активно использовали традиции своих стар­ших современников - отечественных ученых-позитивистов. Это прослеживается в многочисленных работах по социально-эконо­мической истории, написанных с позиций «экономического ма­териализма»: исследованиях НАРожкова, П.Б.Струве, М.И.Ту-ган-Барановского, П.П.Маслова и других. Считая, вслед за Мар­ксом, движущей силой исторического процесса развитие про­изводительных сил, русские марксисты в то же время подчер­кивали значение демографического и географического факто­ров истории, указывали на роль международного обмена и гео­политического соотношения сил как стимулов внутреннего раз­вития. В этом, на наш взгляд, можно обнаружить несомненное влияние идей М.М.Ковалевского и «русской исторической школы», а также школы В.О.Ключевского. Соответствовали традициям русской исторической науки и представления оте­чественных марксистов об истории России как истории непре­рывной внутренней колонизации.

Эта тесная идейная близость марксистов и позитивистов свидетельствовала о глубинном внутреннем родстве их истори­ческих воззрений. Русский марксизм классического образца довел до логического предела то восприятие исторического зна­ния и исторической науки, которое было присуще позитивиз­му: главной целью исторического познания для того и другого течений было установление законов общественного развития, что сделало бы возможным научное предвидение будущего и позволило бы практиковать социальную инженерию. В этом плане марксизм и позитивизм можно рассматривать как два равноправных ответвления историцистской модели мышления, характерной для XIX века.

Русский марксизм формировался в эпоху, когда изменялась сама структура гуманитарного знания: начало XX века было

временем рождения исторической антропологии. В европейс­кой мысли начинался поворот от причинно-следственного, де­терминистского объяснения хода истории к пониманию внутрен­него мира и культурных ценностей тех людей, которые эту ис­торию созидали. Отечественный марксизм не остался в сторо­не от этого процесса: внутри самого марксистского направле­ния русской мысли в начале XX века шел поиск новых спосо­бов осмысления истории и места в ней человека.

Первая попытка существенного обновления марксистской доктрины была предпринята на рубеже 1890-1900-х гг. силами пред­ставителей «критического марксизма»: П.Б.Струве, НАБердяева, С.Н.Булгакова, М.И.Туган-Барановского. Критические марк­систы стремились объединить марксистское учение о классо­вой борьбе и кантианское представление об абсолютном харак­тере человеческих ценностей; представление об объективно детерминированном характере исторического процесса — и вос­приятие свободы в либерально-гуманистическом смысле сло­ва, как свободы нравственного выбора. Их творчеству было присуще восприятие исторической реальности как арены борь­бы за реализацию общественных идеалов, где успех определя­ется не только соотношением «объективных» социально-эко­номических сил, но и нравственной высотой противоборству­ющих идеалов. Впрочем, найденные ими теоретические реше­ния проблемы соотношения детерминизма и свободы зачастую представляли собой неустойчивый компромисс взаимоисклю­чающих идей; это и стало одной из причин распада группы «критических марксистов», произошедшего в начале XX века. Чтобы выйти из интеллектуального тупика, Бердяев и Булгаков обратились к религиозной философии; Туган-Барановский ос­тался на теоретических позициях, близких к критическому марк­сизму, но более не считал себя приверженцем марксистской док­трины. Наконец, социально-экономические воззрения Струве до самого завершения его научной карьеры несли на себе отпечаток двойственности: в основу своей социальной теории Струве поло­жил идею непреодолимого «основного дуализма» рационального и иррационального, сознательного и стихийного начал.

Третий этап в развитии русского марксизма (и, соответствен­но, еще одна попытка создать новую парадигму русского марк­сизма) относится к середине 1900-х-середине 1910-х гг.;

он был связан с распространением в русской мысли филосо­фии эмпириокритицизма и формированием идеологии бого­строительства. Сторонники этих теоретических направлений -А.А.Богданов, В.В.Базаров, А.В.Луначарский, А.М.Горький, - образовали достаточно сплоченную идейную фракцию, высту­пая единым фронтом в бесчисленных дискуссиях с привержен­цами классической версии марксизма.

Эмпириокритицизм пришел в российскую интеллектуальную жизнь как знамя обновления марксистской доктрины; его приверженцы стремились не допустить превращения марксиз­ма в ортодоксальное учение. Для философов-эмпириокрити-цистов - Богданова и Базарова - был характерен интерес к гносеологическим и эпистемологическим проблемам. С их точки зрения, любые научные и теоретические закономернос­ти, познанные человеком, носят относительный характер; они представляют собой не что иное, как эвристические конструк­ции, созданные для упорядочения данных опыта и системати­зации знания. Поэтому эмпириокритицисты избежали той фе­тишизации исторических законов, которая так явно прояви­лась в творчестве ортодоксальных марксистов; исторические за­кономерности представлялись им не в качестве могуществен­ных сил, из-за кулис дирижирующих событиями и поступками, а скорее как научные формулы, как вычисленная апостериори равнодействующая разнонаправленных социальных сил. Не слу­чайно для совместной борьбы с новыми течениями объедини­лись лидеры меньшевизма и большевизма, Плеханов и Ленин: в данном случае под угрозой оказался краеугольный камень марксистской доктрины - вера в незыблемые исторические закономерности.

Создавая свою версию теории исторического процесса, эм­пириокритицисты и богостроители попытались реабилитиро­вать гуманистическое восприятие человека как свободного твор­ческого существа, способного волевым титаническим усилием изменить лик вселенной. Особенностью их антропологии была антииндивидуалистическая направленность: в качестве героя-титана, преобразующего мир, в творчестве Горького, Луначар­ского и Богданова выступал человеческий вид в целом, причем обязательным условием перехода к коммунистическому обще­ству им представлялось полное растворение человеческого «я» в коллективном сознании.

Наконец, сторонники эмпириокритицизма попытались пре­одолеть характерное для классического марксизма восприятие отношений экономики и культуры как жесткой односторонней зависимости. В своем фундаментальном труде «Тектология» А.А. Богданов предложил рассматривать все стороны человечес­кой жизни - от логических форм мышления до технологии производства - как виды организации общественной деятель­ности; введение основополагающей категории «организации» позволило ему отказаться от канонического марксистского про­тивопоставления базиса и надстройки. Организационная тео­рия Богданова, как показало время, представляла собой самую перспективную в научно-методологическом плане часть теоре­тического наследия русских марксистов: в современном науч­ном мире тектологию Богданова по праву считают предшествен­ницей синергетики и теории систем. К этому можно добавить, что, на наш взгляд, будь теоретические построения Богданова востребованы профессиональной исторической наукой, они могли бы стать основой для культурно-антропологических ис­следований: его концепция «способов представлений», сменя­ющих друг друга в ходе человеческой истории, в определенном смысле предвосхитила изыскания «анналистов».

Подводя итог, можно заключить, что в начале XX века ря­дом с ортодоксально-классической версией марксистской док­трины начала формироваться иная версия марксизма, связан­ная с философией эмпириокритицизма и идеологией богостро­ительства. Ее можно назвать второй парадигмой марксизма, по аналогии с описанной в нашей исторической науке «второй парадигмой народничества». Различия между этими двумя па­радигмами марксистской идеологии проявились как в теории познания и в философской антропологии, так и в понимании движущих сил исторического процесса.

Теоретические искания приверженцев эмпириокритицизма органично вписываются в контекст развития не только рус­ской, но и мировой исторической мысли XX века. В частности, вполне современным выглядит их убеждение в относительнос­ти и «антропоморфности» всех открытых человеческим разу­мом истин; понимание неоднозначности взаимоотношений культуры и экономики в истории; внимание к сменяющим друг друга в истории «способам представлений».

Таким образом, процесс смены парадигм исторического мышления, развернувшийся в русской мысли в XX веке - переход от историцистского, детерминистского видения истори­ческой реальности к культурно-антропологическому, - затро­нул и марксизм, существенно трансформировав изнутри это интеллектуальное течение.

Трагическая ирония судьбы русского марксизма состояла в том, что на долгие годы были забыты именно наиболее ори­гинальные и перспективные концепции отечественных марк­систов. Превращение марксизма в официальную идеологию ав­торитарного государства привело не только к прекращению мно­гих дискуссий, но и к общему снижению уровня теоретическо­го мышления: учение, к которому в идеале обязан был приоб­щиться каждый взрослый гражданин Советской страны, долж­но было стать общедоступным по своему содержанию. Поэто­му в 1920-1930-е годы произошло возвращение к классической парадигме русского марксизма, канонизированной и упрощен­ной в соответствии с требованиями новой эпохи; развитие мар­ксистской доктрины было на несколько десятилетий искусст­венно заморожено на достигнутом однажды уровне. Неудиви­тельно, что на закате советской эпохи и в годы перестройки «марксизм» ассоциировался исключительно с догматизирован­ным наследием Маркса, Энгельса и Ленина, существенно уста­ревшим к тому времени в научно-методологическом плане.

Русский марксизм был порождением сложной, переломной эпохи общественного развития; в нем отразились не только социальные бури, но и исторические ожидания, стереотипы мышления и культурный багаж людей того времени. Марксизм как идеология сыграл свою противоречивую и трагическую роль в отечественной истории; марксизм как течение русской мыс­ли во всем многообразии его интеллектуальной палитры, бе­зусловно, еще долго будет привлекать внимание исследовате­лей, стремящихся понять логику человеческих идей, верова­ний, надежд и заблуждений.