В ХIV веке Руисбрек в "Царстве любовников" ссылается на тот же самый великолепный принцип Фомы Аквинского, чтобы оправдать необходимость полного воскресения Вселенной: "Подобает, чтобы с миром произошло то же самое, что и с воскресшим телом и чтобы человек своими чувствами созерцал красоту неба и земли." Но он демонстрирует ту же самую неспособность осознать это подобие, ограничиваясь прославлением вновь обретенной прозрачности воздуха, мягкости земли, ясности обновленного огня и чистоте воды. Такое стерильное созерцание является довольно скудной пищей для чувств воскресшего человека.

Здесь мы не выходим за рамки понимания Вселенной как некоей декорации, необходимой человеку из-за ее привлекательности и полезности, а вовсе не как партнера, за которого человек в ответе перед Богом. Эта личная ответственность выражается в воспитательной функции, благодаря которой он восстанавливает во Христе всех тварей во имя вящей славы Создателя.

Но тем не менее человек с сочувствием относится к страданиям животных. "Что же касается его сострадания, - свидетельствуют жизнеописания,- то он был в такой степени преисполнен этого чувства, что излив целые потоки его на разумные создания, он обращался к животным. Он всегда делал все возможное, чтобы придти на помощь зверям. Зимой, когда снег и холод уничтожали птиц, он очень страдал от этого и принимал такие своевременные и действенные меры, что спасал им жизнь"

Другой прирейнский мистик, доминиканский монах Генрих Сузо, идет еще дальше, и подобно Исааку Сирину и Гертруде из Дельфта молитвенно ходатайствует о животных. "Все страдания и печали животных и птиц, и других малых созданий Божьих, которые мне доводилось видеть,” - рассказывает он в своей "Жизни",- “печалили мое сердце, и когда я был бессилен помочь, я вздыхал и молил кроткого всемогущего Господа придти им на помощь."